Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - Страница 111

111

– Ну-ну. Не драматизируй, – успокаивающе говорю я. Знаю я, как зовут этого бога.

– Он не лжет. Он действительно напуган, – вмешивается Триста двадцатый.

Джек поднимается. Набрасывает на себя подсохшую накидку. Возится с пуговицами.

– Как будут сведения, сообщу через Зураба. Устно.

– Я еще четыре дня на берегу. Буду ждать, – он вопросительно смотрит на Мишель. Та отвечает ему виноватой улыбкой.

– Ты вот что, – говорю я веско. Подленькая мстительность внутри меня ищет выход. – Ты к Кати клинья не бей. И так засветил ее. Ни к чему сейчас внимание ваших шустриков привлекать.

– Что я тебе, мальчишка? – на мгновенье Джек снова становится уверенным сильным мужчиной. Только на мгновенье.

– Потерпи, милый, – просит его Мишель с чарующей улыбкой.

И уверенность вновь покидает его. Он уходит сгорбившись.

– Ну, ты и сучка, милая, – в сердцах говорю я.

Она спокойно выдерживает мой взгляд.

– Жизнь всему научит, дорогой.

Сейчас мне кажется, будто ей лет двести. Такой у нее глубокий взгляд. И как это я мог подумать, будто веду ее за собой? Это она умело направляла мои усилия в нужную сторону. Неожиданно понимаю, что даже примерно не знаю, сколько ей лет.

Глава 46. Побег

Серые дождливые дни. Ночные встречи с жуликоватыми людьми, смотрящими не в глаза, а в переносицу. Недоговорки Зураба. Долгие ожидания у причала. Теплое дыхание Мишель по ночам. Время уносится стремительной рекой. Внутри меня – неумолкающее тиканье метронома. Оставленные Джеком деньги тают, как лед на солнце. Подозреваю, что нас обжуливают безбожно. Чувствуют, сволочи, как поджимает нас время. Странное чувство, будто я живу по инерции. Гадаю, когда кончится уклон, и я окончательно остановлюсь.

Вот, наконец, пластиковые квадратики новых документов у нас в руках. Будь благословенна продажность чиновников! Я теперь зовусь Сержем Эбботом. Мишель превратилась в Мари Фицпатрик. Человек, что передал документы, уверяет, что все чисто. Был сбой в системе электропитания, затем фрагмент базы данных был подгружен из резервного дампа, с которым успели поработать. Так что стандартный автоматический запрос пройдет. Но на официальный запрос визовой службы нарываться нельзя ни в коем случае. Мне тридцать два года. Мишель – двадцать восемь. Оба родились здесь, на Кришнагири. Мы оговариваем последние детали. Вносим задаток – практически все, что у нас осталось. О том, чтобы показать «черную слезу» не может быть и речи. Команда будет знать только одно: нас троих нужно будет доставить на орбитальную станцию в Солнечной системе, где и будет произведен окончательный расчет. Гадаю – как часто Система проверяет паспортные базы данных? Можно подделать все, что угодно, кроме генетического кода. Какое-то вдохновение снисходит на меня – я обсуждаю такие тонкости, о существовании которых еще недавно и помыслить не мог. Я спорю и убеждаю. Я учусь изображать ледяное спокойствие, которое действует на собеседников лучше угроз.

И однажды ночью, наконец, натянутая до предела струна ожидания рвется. События лавиной обрушиваются на нас. Я даже радуюсь: больше не нужно ничего ждать, все страхи и опасения беспорядочно крутятся сорванными льдинами и некогда вглядываться в их мельтешение – нас несет мимо на бешеной скорости. Мы отваливаем на небольшом катере. Пятна баркасов у причала быстро исчезают за кормой. Швыряет нас безбожно – океан волнуется. При такой погоде Мишель скоро превратится в зеленую тряпку. Улыбающийся человек в рубке спокоен.

– Не дрейфь, парень. И не такие дела проворачивали, – успокаивает он. Его помощник не так разговорчив. Делает вид, что дремлет в кресле. Триста двадцатый обнаруживает у него автоматический пистолет.

– Ладно, Матиас. Это я так, с непривычки, – отвечаю, чтобы не молчать. Матиас – тот самый человек, с которого началась наша цепочка. По нынешним временам – старый знакомый, не иначе.

– Боишься качки?

– Да нет, в общем, – пожимаю плечами. – Сколько нам идти до точки рандеву?

– Если погода не изменится – часов восемь. В каюте чисто, можешь пока поваляться со своей кралей, – он скабрезно скалит ровные белые зубы. Помощник прекращает притворяться спящим и громко ржет у меня за спиной.

– Десяток миль отойдем, дадим полный ход. Будет немного трясти. Лучше пристегнитесь заранее.

– Знаю я ваши «немного трясти».

Они снова смеются, словно я удачно пошутил.

– Еда в шкафчике. Вода там же, – напутствует меня Матиас. Имени его напарника я не знаю.

На душе отчего-то неспокойно.

– Агрессивных намерений не обнаружено, – на всякий случай предупреждает меня Триста двадцатый.

– Ладно, дружище. Это у меня так, мандраж.

Мишель встречает меня внизу – краше в гроб кладут.

– Плохо? – спрашиваю я.

Она молча кивает, страдальчески глядя на меня. Глаза ее, из-за теней под ними, кажутся огромными. Я ложусь на узкую койку. Прижимаю к себе дрожащее тело. Набрасываю поверх нас страховочный ремень.

– Попробуй уснуть. Пока еще не трясет. Скоро дадут полный ход.

– Хорошо, – тихо отвечает она. – Можно, я тебя обниму?

– Обними.

Она оплетает меня ногами, как цепкая обезьянка.

– Мне холодно, – шепчет она.

Одной рукой я сдергиваю с держателя грязный лоскут – одеяло. Советую:

– Дыши ртом. Если будет чего-то хотеться – говори, не стесняйся.

Она кивает, дрожа. Молча слушаем гул двигателя и удары волн по корпусу. Тепло наших тел смешивается. На мгновенье мне кажется, что все у нас как прежде. Тяжелое забытье опускает мне веки. Мишель иногда тихо стонет, и тогда я стискиваю ее крепче. Потом снова ныряю в полусон-полуявь.

111