– Вы просто в душу мне заглядываете… Юджин. Можно, я буду вас так называть?
– Конечно, Деми.
– А где находится эта ваша база? Что вы там делали? Если, конечно, это не закрытая информация, – спохватывается она.
– Нет, это гражданская работа. Данные не засекречены. В Солнечной системе. Старый списанный авианосец. Мы там восстанавливали экосистему Земли. Готовили ее к терраформированию.
– Той самой Земли? – удивляется журналистка.
– Какой той самой?
– Родины человечества?
– А… ну да. Той самой. Мы вылетаем вниз, сбрасываем бактерии и кораллы, чтобы росла суша и уничтожались излишки метана и углекислоты. Ну, и еще бомбим заводы иногда. Чтобы не засоряли воздух.
– Бомбите? Получается, там идет война?
– Не знаю. Наверное. Иногда нас атакуют. Бывает, в атмосфере. А бывает, даже и на самой базе. На орбите. Меня один раз даже сбили. Ну да мы им дали прикурить. Потопили несколько авианосцев. Теперь все стало проще.
– Нет, вы просто находка, Юджин! – восхищается Деми и садится на край моей постели. – Как это будет звучать! Вы только представьте: «герой войны за освобождение родины человечества спасает баронессу Радецки от смерти».
– Нет-нет, – протестую я. – Какой такой герой? Что вы такое говорите, мэм? Какой войны? Я ничего такого не говорил.
– Деми. Просто Деми, Юджин, – снисходительно поправляет меня журналистка. – Вы не волнуйтесь. Я немного увлеклась. Вы и представить себе не можете, какая вы сенсация! Вы станете знаменитым, а я получу «Хрустальный штырь».
– Чего хрустальный?
– Штырь. Высшая награда в области журналистики, – улыбаясь, поясняет Деми. Вблизи видно, какие безупречные у нее зубы. Белые, ровные. Гладкая кожа на высоком лбу. Ни единой морщинки вокруг губ. Но сами губы какие-то неубедительные. Тонкие. Холодные. Даже яркая помада не делает их сочнее.
– Получается, вы скажете неправду, чтобы получить выгоду?
Удивление, которое наполняет мою собеседницу, безмерно. Я чувствую это. Как будто стул, на котором она сидит, вдруг ожил и сделал ей комплимент. Или возмутился тем, что она его эксплуатирует. Тем не менее, она берет себя в руки.
– Что вы, что вы. Никакой лжи. Ложь – это непрофессионально. Главное в нашей работе – правда. Тысячу раз правда, какой бы она не была. Ну, и еще – правильно расставленные акценты.
Что-то не по себе мне от этих ее «акцентов».
– Собеседник неискренен, – предупреждает Триста двадцатый.
– Сам вижу. Что прикажешь с ней делать?
– Выбрать линию недотепы. Предоставить говорить ей. Узнать как можно больше об оперативной обстановке и местных обычаях.
– Триста двадцатый, мы не на войне, – укоряю я.
– Ты ошибаешься. Весь ваш мир – сплошная война.
– Ладно, будь по-твоему.
Деловитый русоволосый мужчина приносит одежду. Я принимаю хрустящие пакеты. Сажусь. Разворачиваю слои упаковки. Смотрю на журналистку. Прикидываю, можно ли одеться прямо при ней, или она обидится?
– Обнаружено записывающее оптическое устройство. Поправка – два записывающих оптических устройства.
И тут же из-за двери раздается: «Наш герой предпочитает скромную и практичную одежду военного образца. Одежда для экипировки предоставлена сетью магазинов специальной одежды „Запа“. Хочешь мира – будь экипирован достойно. Никаких натуральных тканей. Только качественная сверхпрочная синтетика».
– Что это было? – интересуюсь я, задержав одеяло, которое собрался откинуть.
– Это? Так, небольшая рекламная вставка. Потом ее как следует обыграют в студии. Будет очень естественно.
– Меня снимают?
– Что? Нет, что вы. Как можно, – не стесняясь, врет журналистка.
– Это и есть ваши «акценты»? Две камеры в вашей одежде?
– Ах, это! – не смущается Деми. – Это рабочие съемки, они не идут в эфир. Когда вас будут снимать, я щелкну пальцами. Вот так.
– Все же отвернитесь, мэм, – отчего-то настроение мое стремительно падает. Не нравится мне эта скользкая рыбина.
– Конечно. Если вам так удобнее, – соглашается она. И тут же я вижу себя и ее любопытные глаза в большом зеркале.
«Наш герой чувствует себя более комфортно в привычном ему обмундировании. Черта настоящего имперского военного, предпочитающего униформу накрахмаленному воротничку».
– Какую униформу? Что он несет?
– Не обращайте внимания, – терпеливо улыбается Деми. – Теперь, если позволите, я задам вам несколько вопросов, хорошо?
И она щелкает пальцами, не дожидаясь ответа. Бормочет что-то себе в руку. Двери приоткрываются, впуская несколько жужжащих штук. Я помню – такие же снимали меня на Йорке. И с тоской думаю, что опять мне будут задавать глупые вопросы и вообще – выставлять меня дурачком.
Голос Деми меняется, становится твердым, как стекло. Кажется, даже вибрирует от какой-то скрытой торжественности.
– Господин капитан, скажите, это правда, что вы прибыли на Зеленый Шар прямо из Солнечной системы, с базы «Будущее Земли»?
– Ну да, – отвечаю я, не понимая, к чему она клонит.
– И вы с товарищами занимались тем, что, рискуя жизнью, восстанавливали экосистему Земли, делали ее вновь пригодной для обитания?
– Да.
– На вашей базе были потери?
– Иногда. Бывало, наши самолеты сбивали.
– И вы мстили за сбитых товарищей?
– Да нет, мы не мстили… – начинаю я.
– Но ведь вы бомбили Землю?
– Это – да. Бомбили. Приходилось бомбить. Те заводы, которые…
– И вражеские авианосцы тоже? – Деми вновь обрывает меня на полуслове.
– И авианосцы тоже. Когда их авиация начала нам досаждать, команда взбунтовалась и мы потребовали от компании новых ракет.