Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан - Страница 17

– Сэр, вам так идет этот комбинезон! Я вами восхищаюсь! – щебечет стерильная медсестра. – Можно, я возьму у вас автограф?

Я ставлю подпись на подставленном ею накрахмаленном носовом платке. Восторженная девушка спешит поделиться своей радостью с подругами. Я обессилено сажусь на кровать. Хватаюсь за голову.

– Дезинформация противника всегда являлась частью любых боевых действий, – неуверенно сообщает Триста двадцатый.

– Да не веду я никаких боевых действий! – устало отвечаю я. – И ей ничего плохого не сделал! Я и видел-то ее впервые!

– Наверное, это любимое развлечение людей – делать друг другу больно.

– Ты думаешь? Ты думаешь, и я был таким же?

– Затрудняюсь ответить.

Тогда я ложусь и беру в руки книжку. Такие сейчас редко встретишь. Обычные буквы. Никаких голограмм и движущихся иллюстраций. Никто не комментирует вслух прочитанное. Я погружаюсь в волшебный ритм четверостиший. У человека, который их написал в незапамятные времена, чудное имя. Как у обитателя морских глубин. Триста двадцатый напряженно вслушивается в мои мысли. И я уплываю из этого мерзкого бездушного мира, увлеченный плавным течением слов.

В колыбели – младенец, покойник – в гробу:

Вот и все, что известно про нашу судьбу.

Выпей чашу до дна – и не спрашивай много:

Господин не откроет секрета рабу…

А наутро снова приходит Мишель. Я ей в глаза смотреть стесняюсь, так мне стыдно.

– Наплюй и забудь, – говорит она. И легонько обнимает меня. Прижимает к себе. Ее тепло проникает в меня через тонкую ткань. И я, наконец, выхожу на свободу.

Глава 10. Издержки славы

Я замечаю среди телохранителей Мариуса. Одного из тех, что сопровождал нас из космопорта. Я рад, что он снова в строю.

– Привет, Мариус!

Он смотрит на протянутую руку недоуменно. Косится на Мишель. Потом осторожно пожимает мне ладонь.

– Здравствуйте, сэр! – вежливо басит он.

– Я рад, что ты выкарабкался. Давай без этих «сэров». Я Юджин.

– Хорошо, сэр. То есть Юджин.

Я улыбаюсь до тех пор, пока ответная улыбка не трогает крепкое, будто вытесанное топором лицо и в глазах Мариуса не появляется осмысленное выражение. Пока он не начинает понимать, что это не блажь богатенького придурка – поздороваться за руку с одним из обслуживающего персонала.

– Спасибо, Юджин. Вы хорошо держались, – говорит он. И снова становится непроницаемым. Напряженно вслушивается в себя, оглядываясь вокруг. Триста двадцатый обнаруживает у него внутри слабенький чип. Полное барахло, а не чип, скажу я вам. Даже у наших аэродромных водителей и то мощнее. Решаю при первой же возможности посоветовать Мишель улучшить оснащение ее охраны.

Мы топаем к машине, припаркованной неподалеку от центрального входа. Яркое солнышко приветствует меня. Немного слепит глаза. Душноватый запах цветов как волна. Тут повсюду цветы. Целые поляны цветов между каменных дорожек. И люди. Вокруг множество людей, и полиция сдерживает толпу, и все возбужденно топчутся на месте. Я решил, что они кого-то встречают. И приготовился к тому, что мы быстренько проскочим по краешку аллеи. Сядем в машину и уедем из этой чертовой стерильной больницы.

Мишель хитро улыбается, отвернувшись в сторону. Чтобы я не заметил. Но меня трудно провести, с моим-то мощным ментосканером. Я чувствую, как она ожидает моего удивления. И она получает его. Неприятная догадка посещает меня.

– Это что, нас встречают? – недоверчиво спрашиваю я.

– Ага. Должна же я позаботится о твоей карьере, – она больше не сдерживает смех. – Пойдем же. Народ встречает своего героя.

– Героя? Нас же облили грязью с ног до головы!

– Ну и что? Это и есть слава.

– Кто эти люди?

– Никто. Богатые бездельники. Рантье, папины наследники, прожигатели жизни и прочий мусор. Улыбайся. Молчи, кивай и улыбайся.

И она подталкивает меня к прозрачному пузырю входа. Еще пара телохранителей охватывают нас с боков. И как только мы появляемся на широкой белоснежной лестнице, толпа подается навстречу. Люди начинают улыбаться и махать мне руками. Каждый норовит дотронуться до меня. Не верят, что я настоящий? Телохранители стараются как могут, отталкивая самых ретивых. Но все равно десятки рук тянутся ко мне, словно щупальца странного животного. Вежливые копы с трудом удерживают коридор.

– Привет, Юджин! Как дела? Нравится у нас? Сколько народу ты уложил? Я хочу тебя! Научи меня стрелять! – несется со всех сторон.

Люди тут разные. Есть молодые. Есть не очень. Есть даже откровенно в возрасте. Вся улыбаются мне, как лучшему другу, хотя, богом клянусь – никого из них я до сих пор не встречал. И внутри у них – вакуум. Как если бы они разглядывали диковинного малахитового скорпиона с Ориона. Того самого, чей яд стекло разъедает. И осторожный страх – вдруг плюнет? – и любопытство, и желание ткнуть пальцем. Просто так, чтобы рассказать друзьям за коктейлем. И еще я замечаю странность. Женщины раскрашены и разодеты в пух и в прах. От шикарных платьев до полупрозрачного новомодного рванья. А мужчины – ну, ей-богу! – все, как один, с короткими стрижками, и все в армейских комбинезонах и высоких ботинках на магнитных липучках. Как у меня. Будто я попал на вечеринку по случаю дня рождения аэродромного начальства. И я улыбаюсь, как приказала Мишель. Чтобы ее не огорчать. И чтобы скрыть то, как я ошарашен. Осторожно уворачиваюсь от жадных рук, норовящих разорвать меня на кусочки.

А у самой машины нас атакуют жужжащие штуки. Камеры. Пикируют сверху, крутятся перед глазами, мешая обзору. Едва в рот не залезают.

– Чем вы собираетесь заняться, капитан? Баронесса, вы берете вашего спасителя под свой патронаж? Вы собираетесь жить на Зеленом Шаре, капитан? Как вы относитесь к однополым бракам? Есть ли у вас домашний аллигатор? – наперебой кричат нам со всех сторон.