– Ага, жару. Ты знаешь, сколько наших парней на том концерте покалечили? – не успокаивается старшина.
– Да ладно тебе. Ну, не он же их потоптал. Это все стадо богатых придурков, – успокаивающе говорит третий, не сводя глаз с шевелящейся посреди комнаты голограммы.
– А завел их кто?
– Не он, так кто-то другой бы их завел. На этих концертах всегда что-то случается. Парни знают, на что идут, когда в третий батальон устраиваются. У них что ни день – то демонстрация или концерт. Оттого и потери. Зато и оклад у них с надбавкой, и страховка – тебе такая и не снилась, – говорит капрал Кох. – Нет, ты глянь, что вытворяет! – причмокивает он губами.
– Музыка необычная какая-то. Я и не слышал такой, – завороженно глядя на мельтешащие в воздухе лица и руки, качает головой рядовой Либерман.
– Точно говорю – сволочь он, – набычившись, бурчит Барков. Зло цедит чай, отвернувшись к фальшивому окну с видом ночного города.
– Семен прав, – поддерживает старшину сержант Тринтукас, крепкошеий, поджарый, с голубыми навыкате глазами блондин. – Такие ублюдки, как этот Уэллс, на нашей крови бабки стригут. Будь моя воля – мочил бы таких.
– Отставить спор. Расслабились? Заняться нечем? Первая и вторая группы – бегом марш на тренинг. Комплекс номер три, пять проходов. Третья группа – комплекс номер пять, – резко говорит командир взвода, старший дежурной смены.
– Да ладно, лейтенант, мы ж так просто, трепались, – пытается возражать Барков. – Нам еще всю ночь тут сидеть. Не вонять же нам до утра после полосы.
– Что-то не ясно, старшина? – сужает глаза старший группы.
– Никак нет, лейтенант, сэр! Все ясно! – чеканит старшина, вскакивая.
Через полчаса интенсивных занятий на искусственной полосе препятствий в спортзале этажом выше, взмокшие бойцы одинаково ненавидят и Баркова, и Юджина, и лейтенанта.
Десятью этажами ниже, в комнате отдыха при дежурной части городского управления полиции, капитан Карванен тоже смотрит визор перед тем, как вздремнуть пару разрешенных часов. Презрительно кривит губы, глядя на буйство людей в огромном зале. «Сволочь», – цедит он сквозь зубы.
Сон не идет. Лежу, не раздеваясь, поверх нежного атласного покрывала. Отбрасываю в сторону ненормально мягкую подушку. Закладываю руки за голову.
– Не понимаю тебя, Триста двадцатый. Зачем нам питаться консервами?
– Это необходимо из соображений безопасности.
– Хорошо, я попрошу Мариуса отправить кого-нибудь в магазин. Ты считаешь, что еду в ресторане могут отравить? Ее ведь проверяют, перед тем, как привезти ее нам. Яд сразу будет обнаружен.
– Я считаю, что питаться консервированной пищей и бутылированной водой будет безопаснее.
– Ситуация ухудшилась, да?
– Я только предполагаю это.
– Ты не доверяешь охране? Почему?
– Я не могу ответить. Извини, – следует неуверенный ответ после небольшой паузы.
– Я устал от твоих недомолвок, Три-два-ноль. Я чувствую себя марионеткой. Ты используешь меня?
– Ответ отрицательный. Ситуация под контролем.
– Триста двадцатый.
– Слушаю.
– Мне начинает казаться, что кто-то из нас в моем теле лишний.
– Я знаю об этом твоем ощущении. Ты не прав.
– И тебе больше нечего добавить? Влез в меня и командуешь! Ты же не только меня подставляешь. Ты и Мишель в это дерьмо втравил!
– Я прошу тебе довериться мне.
– Ты в который раз просишь это, чертова жестянка, и с каждым днем становится только хуже!
– Юджин, я ведь мог и устранить из твоей памяти эту информацию. Ты сам это знаешь. Я стараюсь быть честным с тобой.
– Триста двадцатый, я ощущаю, как вокруг нас с Мишель что-то происходит. Словно воздух сгущается. Опасность всюду. В каждом взгляде. В каждом встречном человеке. Все эти трупы, взорвавшиеся машины, падающие лифты. Это страшнее, чем на войне. Там хоть знаешь, откуда тебе угрожают.
– Я понимаю. Завтра должно стать легче.
– Ты уверен?
– С вероятностью в восемьдесят семь процентов. Это высокая вероятность.
– Что-то сомневаюсь я, чтобы то, что вокруг творится, кончилось само по себе.
– Возможно, ты прав.
– Что?
– Ты слышал. Что за привычка переспрашивать? Вы, люди, так нерациональны! – холод сквозит внутри от слов совершенно незнакомого существа.
– В чем ты сомневаешься, жестянка!
– Не называй меня жестянкой. Металл больше не составляет значительную часть моей массы.
– Не уходи от ответа, чертов робот! В чем я прав?
– В том, что масштаб необъяснимых событий возможно превысил критическую массу и последствия этих событий могут воздействовать на тебя и Мишель после устранения непосредственной физической угрозы со стороны Кролла.
– Умеешь ты обрадовать.
– Уж какой есть. Но это только предположение.
– Понятно. Знаешь, мне не очень хочется задумываться о том, что будет потом. Разобраться бы с текущей проблемой. А как дойдет дело до следующей, тогда и возьмемся за нее. Что скажешь?
– Скажу, что все вы, люди, склонны откладывать подальше то, что их тревожит. Или то, что потребует больших усилий для реализации. Иррациональность – это так свойственно вам.
Я чувствую, как теплота возвращается в его голос. Мне до жути не хочется иметь внутри себя холодное враждебное существо, что говорило со мной пару секунд назад. Все-таки я как был, так и остался большим испуганным ребенком, которого по ночам пугают тени в углах спальни.
– Тебе бы надо поспать. Ты сильно устал, – заботливо говорит Триста Двадцатый.
– Не могу. Не спится. Тревожно внутри.
– Все будет хорошо. Не беспокойся. Хочешь, я помогу? Спокойной ночи, чувак.