– Ладно, – послушно отвечаю я, с удовольствием сбрасывая мокрые тряпки. Отвернусь. Ха! В этой чертовой зеркальной ванной куда не отвернись, все как на ладони.
– Если хочешь, я потру тебе спину.
– Не нужно, я сам. Спасибо, что предложила, – и я погружаюсь в душистую воду. Упругие струи тут же набрасываются на мое уставшее тело. Мишель сидит рядом и ласково теребит мне мокрые волосы. Странное чувство исходит от нее. Оно приводит меня в смущение. Мы молчим, потому что не знаем, что сказать друг другу. А я, к тому же, еще и боюсь испортить своим неуклюжим языком эту нечаянную близость.
– Фиксирую выработку веществ из группы амфетаминов, – вмешивается в идиллию Триста двадцатый.
– Вот заладил! Тебе заняться нечем? – парирую я. – Не мешай, а? Отдохнул бы, что ли.
– Мне не требуется отдых.
– Тогда просто помолчи, ладно? Мне так хорошо сейчас, что я готов еще кого-нибудь убить.
– Нет, вы посмотрите на него! Он готов убить! Уж кто бы говорил! Все-все. Умолкаю…
В ожидании транспорта нас переводят в другой люкс, окна в котором закрыты наскоро прикрепленными листами из многослойной брони, а вокруг входных дверей уложены мешки, наполненные армейской пеной для строительства полевых укреплений. Номер теперь больше напоминает огневую точку с эшелонированной обороной – сигнальные датчики через каждые несколько метров, а в холле установлена легкая автоматическая турель. Не слишком приятные чувства просыпаются, когда ее сканер нацеливается на тебя и долгую секунду машина решает, достоин ли ты очереди. Из-за этого я даже в туалет стараюсь бегать пореже, хотя после пережитого хочется туда, как назло, все чаще и чаще. Десяток вооруженных автоматическим оружием охранников постоянно находятся внутри. Еще столько же – на внешних подступах – блокируют этаж. Вторая турель контролирует коридор у неработающих лифтов. Агентство Бора развернулось не на шутку. Еще бы: не каждый день подворачивается клиент, способный заплатить пару миллионов за свою безопасность.
– Кажется, наши приключения затянутся надолго, – говорит Мишель устало. Мы так и не поспали сегодня как следует. Тени залегли у ее глаз. Вот странность – так она кажется мне еще красивее. Более живой. Настоящей. Желанной, наконец. Какая-то томная беззащитность сквозит во всех ее плавных движениях. Мне стыдно, что в голову лезут всякие глупости, но я думаю: как было бы здорово поцеловать сейчас эти восхитительно припухшие губы без следов помады. Прикоснуться языком к нежному пушку ее щеки. Положить руки на бедра. Зарыться носом в копну рыжеватых волос… Дьявольщина! Я старательно отвожу взгляд в сторону. Вот беда – смотреть-то и некуда в закупоренной наглухо комнате. Только друг на друга, да еще в надоевший до оскомины визор, по которому, вперемежку с сериалами и сообщениями о катастрофах, вовсю смакуют наши ночные приключения. В воздухе, под захлебывающийся от восторга говорок комментатора – как же, такая сенсация, ешь, пока не остыло – крутятся кадры перестрелок, горящих полицейских машин; таскают носилки с торчащими из-под простыней ногами трупов, бегают вооруженные до зубов люди, какие-то чины громко заверяют, что они чего-то решительно не допустят и пусть те, кто на это рассчитывает, не думают, что нас можно запугать; другие влезают на трибуны и вопиют об ужасающей коррупции, царящей в полиции; на другом канале им противоречат ораторы, торжественно и возвышенно повествующие о героической гибели блюстителей порядка, не допустивших и остановивших, вот только ребят этих выдают в спешке оставленные на ногах форменные ботинки, да еще полное непонимание предмета обсуждения – в наспех прочитанной перед эфиром бумажке было только несколько общих фраз с требованием больше не допустить и почтить память.
– Наверное, тебе не привыкать к переделкам? – говорю я. – Жизнь у тебя насыщенная.
– Это да. Насыщенная. Грех жаловаться. Правда, такой сюжетец – в первый раз.
– И как тебе?
– Ничего. Приятно будет вспомнить. Здорово обновляет кровь, – губы Мишель трогает ироничная улыбка.
– Точно. Вспоминать приключения, в которых тебя чуть не убили, весело. По себе знаю. Одна беда – встревать в эти приключения не очень охота. Прихлопнуть могут.
– Да. Тогда особо не повспоминаешь, – грустно соглашается Мишель.
– Извини. Я вроде как поддержать тебя хотел. Опять не вышло, – я кляну себя на сто рядов. Мой язык иногда молотит раньше, чем заторможенные мозги включиться успевают. Наверное, так и отличают нормального человека от дурачка.
– Я поняла. Все хорошо, – улыбается она. В свою очередь, пытается вселить уверенность в меня: – Действительно хорошо. Мы ведь живы. Скоро переедем в другой дом. Потом дед пришлет транспорт, и мы улетим с этой сумасшедшей планеты.
– Ага, – легко говорю я и киваю. – Вот только жаль, что ребят обнадежил. Так хотелось оторваться с ними. На всю катушку. Я не знал, что это дело так затягивает.
– Ничего. Джек выплатит им неустойку. Он своего не упустит, не волнуйся. И ребят твоих не обидит.
– Наверное, – с некоторым сомнением соглашаюсь я. – А знаешь что?
– Что?
– Ты говорила, я там заработал что-то на том концерте.
– Ну да. Я бы сказала: очень неплохо заработал. Не считая рекламных контрактов – около двухсот пятидесяти тысяч.
– Круто. Это много?
– Многие за всю жизнь зарабатывают меньше, и все равно считают себя успешными людьми.
– А ты не можешь сделать так, чтобы эти деньги между парнями разделили? Ну, и между девушками тоже. Всем поровну. Так можно?